Том 20. Письма 1887-1888 - Страница 54

Счастливцы, скоро весна!

После каторжной работы над повестью я гуляю сегодня и буду гулять завтра.

Откровенно говоря, никак не могу понять, о каком таком благоразумии моем Вы упоминаете в письме к Ма-Пе. Вы и Ваш супруг стали в последнее время что-то очень часто прохаживаться насчет моих умственных способностей. Он подарил мне рюмку с надписью: «Пьяный проспится, а дурак никогда», Вы же намеренно подчеркиваете благоразумие… Хорошо-с, так и запишем!

С Вашим супругом, когда он был в Москве, мы вели себя хорошо. Я его останавливал от нехороших поступков.

Поклон всем! Алексею Сергеевичу, Василисе, Коклюшу, Елизавете Александровне и Бабкину.

Спасибо за многочисленные именинные подарки.

Искренно преданный

Васенька.

Лазареву (Грузинскому) А. С., 4 февраля 1888

366. А. С. ЛАЗАРЕВУ (ГРУЗИНСКОМУ)

4 февраля 1888 г. Москва.

4 февраль.

Спасибо Вам за письмо, добрейший Александр Семенович. Я тоже здрав и жив. «Степь» вчера кончил и отправил в «Северн<ый> вестник». Вышло у меня, кажется, больше пяти печатных листов.

200 × 5 = 1000 руб.

Надо быть очень великим писателем, чтобы в один (1) месяц заработать тысячу рублей. Не правда ли?

На свою «Степь» я потратил много соку, энергии и фосфора, писал с напряжением, натужился, выжимал из себя и утомился до безобразия. Удалась она или нет, не знаю, но во всяком случае она мой шедевр, лучше сделать не умею, и посему Ваше утешение, что «иногда вещицы не задаются» (в случае неуспеха), утешить меня не может. Дебют, масса энергии, напряжение, хороший сюжет и проч. — тут уж едва ли подойдет Ваше «иногда». Если при данных условиях написал скверно, то при условиях менее благоприятных напишу, значит, еще хуже…

Да-с, батенька! У Вас еще впереди будущее (2–3 года), а я переживаю кризис. Если теперь не возьму приза, то уж начну спускаться по наклонной плоскости… А Вы меня утешаете наречием «иногда»! Когда Вы будете умирать, я напишу Вам: «Люди иногда умирают», а когда, потратив всё, что имели, будете дебютировать в чем-нибудь, напишу: «Дебютанты иногда проваливаются». И Вы утешитесь.

От Лейкина и Билибина слышится гробовое молчание. Молчание первого носит в себе зловещий характер. Крику сычей и филинов я придаю гораздо меньшее значение, чем молчанию тонких дипломатов. Со страхом ожидаю какой-нибудь большой глупости или сплетни. Будьте здоровы.

Ваш А. Чехов.

Леонтьеву (Щеглову) И. Л., 4 февраля 1888

367. И. Л. ЛЕОНТЬЕВУ (ЩЕГЛОВУ)

4 февраля 1888 г. Москва.

4 февраля.

Милый капитан! Простите, что так долго не отвечал на Ваше пессимистическое письмо. Был занят по горло и утомлен, как сукин сын…

Теперь отвечаю. Да, правда, жить иной раз бывает противно и гадко; но Вы стреляете не туда, куда надо. Дело не в Буренине, не в Бежецком, не в «Миньоне», не в возвращенном субботнике. Всё несчастье в Вашей способности находиться под постоянным воздействием отдельных явлений и лиц. Вы хороший писатель, но совсем не умеете или не хотите обобщать и глядеть на вещи объективно. Нервы, нервы и паки нервы!

Бежецкому не нравится Ваша «Миньона». Это естественно. Писатели ревнивы, как голуби. Лейкину не нравится, если кто пишет из купеческого быта, Лескову противно читать повести из поповского быта, не им написанные, а Бежецкий никогда не похвалит Ваших военных очерков, потому что только себя считает специалистом по военной части. Ведь Вам же не нравятся его превосходные «Военные на войне»! Все нервны и ревнивы.

Вы пишете, что Буренин имеет против Вас нечто. Неправда. По привычке, свойственной всем пишущим, он заглазно редко говорит о ком-нибудь хорошо, но если его спросят, кто лучше — Вы или Салиас, которого он восхваляет, то ему станет смешно от этого вопроса и он засмеется. Если субботник возвращен Вам, то, стало быть, он в самом деле длинен.

Если он длинен и возвращен, то почему Вы не отослали его в «Русскую мысль», где его напечатают с удовольствием? Почему не отдать его в «Северный вестник», в «Север» и проч.?

Нет, не туда вы стреляете… Если бы Вы умели смотреть на жизнь объективно, то не пели бы Лазаря. Вы один из счастливейших из современных писателей. Вас читают, любят, хвалят, избирают в «члены», Ваши пьесы ставятся и смотрятся… какого же лешего Вам еще нужно от муз? В литературе Вы уже по крайней мере подполковник (с золотым оружием), а такого чина совершенно достаточно, чтобы не приходить в ужас и не терять надежд на будущее только потому, что кусаются блохи и воет под окном собака.

К сожалению, всё это длинно и не помещается в письме. Приходится подробности и продолжение отложить до свидания, а пока скажу: Вы не правы, Альба! Я знаю два десятка писателей, которые мечтают о такой судьбе, как Ваша…

Ну-с, я жив и здрав. Свой «мартовский плод» я кончил и послал А. Н. Плещееву. Не ждите ничего особенно хорошего и вообще хорошего. Разочаруетесь в Антуане, потому что Антуан, как я теперь убедился, совсем неспособен писать длинные вещи.

Появление г. Ясинского в «Новом времени» — это большое литературное свинство. Он плюнул себе в лицо. Но его «Пожар» превосходная вещица.

Читаю Вашу «Идиллию». Чудак, отчего Вы не напишете большого романа? У Вас все данные для этого. Прощайте. Пишите.

Ваш Антуан Чехов.

Григоровичу Д. В., 5 февраля 1888

368. Д. В. ГРИГОРОВИЧУ

5 февраля 1888 г. Москва.

5 февраля.

Дорогой Дмитрий Васильевич!

Третьего дня я кончил и послал в «Северный вестник» свою «Степь», о которой уже писал Вам. Вышло у меня около пяти печатных листов, а пожалуй, и более. Если ее не забракуют, то появится она в мартовской книжке; Вам пришлю я оттиск, о котором писал уже в редакцию.